Вероника Мелан - Чейзер [litres]
О том, что можно просто нажать кнопку "завершить разговор", она попросту забыла. Логика и способность ясно мыслить полностью растворились.
* * *Ну, не мазохистка ли?
Вот уже добрую минуту Аллертон испытывал давно забытые чувства: любопытство, искру интереса и долю замешательства. Не послушалась, не остановила и сделала наоборот — прибавила скорость.
Он ощущал дистанцию кожей — каждый разделяющий их метр, мельчайшее сближение или отдаление машин друг от друга. Неужели она думает, что ускорение ей поможет? Неужели действительно верит, что может уйти от погони?
Почему не сдается? Не больно? Подумав об этом, он, словно равнодушный хирург, анализирующий рефлекторную систему больного, медленно и глубоко коснулся энергетического шлейфа Лайзы, и та с хрипом сложилась пополам. Мак почти наяву увидел ее побелевшее и исказившееся лицо. Разве не больно? Больно. Конечно, больно, очень больно.
Тогда почему?
Что заставляет ее гнать вперед — страх смерти или же боязнь обнаружения в салоне ее машины пресловутых бумаг? Неужели они стоят того, чтобы мучиться? Еще ни один водитель на его памяти не был в состоянии терпеть подобную пытку дольше минуты. Все тормозили, все. Если не по доброй воле, так по принуждению. Или потому, что слетали в кювет.
Комиссия будет довольна любым результатом. Все равно им — все равно и ему. Жертва сама выбирает метод собственной кончины, но мисс Дайкин, судя по всему, никак не может определиться.
Что ж, поиграем.
Чейзер нажал на газ; его черный стальной конь — прототип самого быстрого автомобиля на Уровнях — даже не чихнул, лишь заурчал, словно довольный кот, которого ласково погладили по пузу. Но стоило дистанции начать сокращаться, как впереди идущая машина тоже ускорилась. Сто девяносто километров в час. Сто девяносто пять. Двести…
Мак едва заметно поджал губы. Что за движок в той развалюхе? Покрытие шоссе ровное, резких поворотов нет, но даже на ровной дороге автомобиль на подобной скорости становится сложно удержать. Нагрузка на шестерни, на вращающие элементы, на оси… А если водитель еще и не в добром здравии, то потеря управления — дело нескольких секунд. Однако Лайза все еще впереди, все еще на дороге.
Упертая дама.
Аллертон пожевал губу, затем спросил вслух:
— Зачем ты это делаешь? Я знаю, что больно. Поверь, знаю лучше, чем кто-либо другой. И пока ты держишь скорость, твое тело будет стремительно разрушаться: начнут рваться сосуды в глазах, повреждаться ткани в голове, нервная система скоро выйдет из строя — пойдут неконтролируемые спазматические боли. Неужели ты готова променять свою жизнь на эту папку?
Какое-то время динамик сочился лишь тишиной и помехами. Затем тихо прохрипел женским голосом, Маку пришлось напрячься, чтобы расслышать слова:
— Гребаный Гарри… Я не хотела ее брать, слышишь? Не хотела. Но он заставил, сказал, что заберет через двенадцать часов. Я даже внутрь не заглядывала, только хотела домой, всего лишь домой… это много? А меня по сзади голове, ублюдки… А теперь еще ты! Говоришь, что мое тело разрушается… За что я страдаю, скажи? За то, чего никогда не делала?
Чейзер нахмурился; шестеренки в его голове молниеносно завращались, включилась аналитика сказанного.
Она хочет сказать, что бумаг у нее нет, их кто-то забрал. Обманывает? Если так, то за хитрость и выдержку этой выдре можно еще при жизни (при недолгой оставшейся жизни) поставить памятник. А если не обманывает?
Права рисковать нет, так или иначе все придется проверить самому.
— Останови машину.
— Да пошел ты…
Стерва.
— Я все равно догоню.
— Вот и догоняй.
Он не выдержал, жестко усмехнулся; в голосе прозвучала сталь.
— Ты подписываешь себе приговор.
— Да неужели? Какая хорошая новость под вечер…
Мак покачал головой, чувствуя, как растущее внутри восхищение пытается изогнуть губы в улыбке.
Острая на язык, упертая, вредная и непробиваемая. А ведь думал, проблем не предвидится; ошибся. Встретил не столько проблему, сколько интересное разнообразие в монотонных буднях. Жизнелюбивая мышка, пытающаяся выбраться из стальных кошачьих когтей куда интереснее безвольного газетного шарика, валяющегося на полу. Конечно, он проткнет, скрутит и изгрызет в клочки и то, и другое — сомнений нет, — но хоть поиграть с кем-то живым на ночь…
— Ну, все. Жди в гости.
— Бегу чай ставить.
Сука.
Мак улыбнулся, переключил скорость и вдавил педаль газа. Пора начать настоящую погоню.
* * *Слезы катились по щекам, но Лайза их не чувствовала.
Неужели нет такой дистанции, при которой получится оторваться? Неужели не уйти? Ведь сказала, что бумаг нет, два раза сказала, бесполезно… За спиной не человек — зверь, ему все равно, в кого всаживать клыки. Вспорет, выпотрошит, подержит лапу на затихшем пульсе и уйдет, оставив остекленевшие глаза жертвы созерцать выцветшее небо.
Какого черта… Почему все бесполезно?
В зеркале дорога все еще была пуста. Сколько в запасе — минуты, секунды?
Мираж натужно бряцал разболтанными окнами; впереди чернел горизонт — мост в смерть. Слившиеся в бурую ленту кусты на обочине, холодное дыхание в затылок, мелькание полосы разметки — это все, что она запомнит? Рвущую внутренности боль, проклятое отчаяние и собственные хрипы? Хрипы в конце пути?
А ведь думала, что день не мог стать хуже…
Она гладила руль подушечками больших пальцев. Давай, милый, давай… Теперь только мы с тобой против всего мира, ты и я. Может быть, это наша последняя дорога, но надо попробовать удлинить ее насколько это возможно, надо хотя бы попытаться…
Стрелка спидометра застыла на отметке в двести. Лайза впервые пожалела о том, что не согласилась сменить его: теперь и не узнать, как быстро колеса поглощают километры. Боялась привлечь внимание, не хотела отвечать на ненужные и неудобные расспросы знакомых. Зря. Сейчас бы погордилась собственной машиной. И собой. Хотя бы ненадолго.
Тело постепенно отказывало: немели руки, наливались свинцом ноги, горло саднило и издавало хрипы. Лайза злилась сквозь слезы и держалась за эту злость, как за спасательный круг; еще быстрее, еще!
Справа мелькнул знак, предупреждающий о развилке.
"Делвик. 1 км".
Решение пришло мгновенно: она свернет, и он не заметит, пролетит мимо. А пока сориентируется, это даст ей пару лишних минут.
В поворот она влетела на полной скорости; завизжали шины, заскрипел корпус, бочина едва не проскребла по бетонному ограждению. На какой-то момент показалось, что Мираж не удержится — соскользнет, пробьет низкую стенку, слетит вниз и покатится вокруг своей оси, сминаясь, как алюминиевая банка.
